Постановка — совместный проект группы «Магнезит» и главного режиссера Челябинского Молодежного театра Ивана Миневцева, созданный как подарок заводчанам ко Дню металлурга. В спектакле не занято ни одного профессионального актера.
«Текст, который вы услышите, — фантазия драматурга. Факты, использованные в тексте, — реальны. Все персонажи не вымышлены, совпадения не случайны» — таким пояснением начинается действие под едва слышный скрип и шорох капель по крыше.
Видите на фото? В боковые окна ангара еще попадает вечерний свет, но спектакль специально начинается в 22:00, чтобы наступила полная темнота и видеопроекция во всю стену читалась бы отчетливо.
Представьте пустой бетонный ангар, в котором еще стоят древние станки, вросшие корнями в пол, а под крышей поперек лежит толстый рельс, на котором ездили туда-сюда кабинки с крановщиками и краны, собственно. Кабинки открутили, но рельс остался. Вот в этом максимально правдивом промышленном пространстве было решено играть перформанс о людях труда.
Задача в первом приближении выглядит не то чтобы вдохновляющей: в анамнезе — производственные спектакли советских лет с картонными героями и антигероями. Там обязательно все выполняли, перевыполняли и боролись с недостатками — ну что может быть скучнее в театре?
Рассказать историю об одних заводчанах другим заводчанам — тоже звучит сомнительно: что можно нового сообщить жителям города-завода об их жизни, давно заданной и сцепленной с производством?
«Да что там рассказывать, — обычно отвечают они журналистам. — Работали, дочка, тяжело работали, старались честно. Так все так жили. Времена-то были какие». И все в таком духе: мол, ничего особенного. А как же иначе. И все это, конечно, правда.
Рельсы, колеса, механизмы с мощью древних чудовищ — это плотное наполнение видеоряда постановки
Команда Ивана Миневцева придумала историю, документальную на сто процентов.
Драматург Екатерина Гузема жила в Сатке, общалась с представителями нескольких поколений трудовой династии и записывала их монологи. Каждый кадр для видеопроекции был снят художником-постановщиком Варварой Иваник (Молодежный театр) здесь: она проползла с камерой по карьеру, внутри шахты, в цехах «Магнезита», в горах, на отвалах… Все шумы: лязг, скрежет, грохот, скрип, звон металла по металлу, звякание, шуршание, визг — записаны на высококлассную аудиоаппаратуру с натуры, внутри заводских цехов.
«Мы сами своими ногами прошли весь путь. Мы погрузились в шахту. Я спросил: „А на чем нас повезут?“ Мне говорят мужики: „Чего? Вот вам сапоги и каски, и шагайте три километра под землей“. Все капает, темно. У нас камеры в руках. Фонари на лбу. Дошли до забоя. Нам все показали подробно, рассказали. Такие мужики классные. Потом мы были на дне Карагайского карьера — 500 с чем-то метров глубиной. Спускались по серпантину минут двадцать. На дне, когда стоишь там… Это невероятное ощущение», — рассказывал Иван Миневцев.
Скрипач и композитор Павел Поляков сочинил такую электронно-скрипично-механическую музыку, которая сплетается с живым шумом до неразличимости и поднимает грубую материю на незнакомую высоту. Рассказывают, что он со своей группой Waldgang (консерваторские ребята из Москвы) писал музыку в этом ангаре, пока видеохудожники Антон Сластников (главный художник Молодежного театра) и Дмитрий Иванченко собирали видеоряд и пока репетировал хор.
Живая музыка: фортепиано, ударные, контрабас, скрипка — сопровождали все действие. В стенах ангара инструменты зазвучали эпичней, чем в концертном зале. Струны контрабаса, казалось, шевелили воздух.
«Я еще на лаборатории „Огнеупорные“ понял, что это место надо озвучивать хором. Это не пространство для спектаклей или читок. Это грандиозное сооружение требует мессы», — рассказывал режиссер Иван Миневцев.
Было такое чувство, что в камне под хоровое пение проступают лица
И хор. Сводный хор жителей Сатки — один из главных героев действа.
С лязгом медленно расползлись высокие гаражные ворота (занавес!) — и в темном проеме возник черно-белый ряд из ста человек. Эффектно: потому и начали поздно, ждали темноты. Вокалисты-любители, которые занимаются в хоровых студиях города, впервые приняли участие в перформансе такого масштаба. Хор соединил и музыку, и железный лязг машин, и портреты уставших людей, и декорации старого ангара.
Когда их живыми голосами озвучили и воспели заурядную историю обычных людей, она превратилась в эпос. Со всей положенной жанру каменной монументальностью и героической силой. Трудная в каждом буднем дне история о работе на заводе рассказана авторами так, как никто из зрителей (а в зале сидели заводчане) ее никогда не слышал.
Собранный с любовью документальный материал, синтезированный в арт-перформанс, произвел синергетический эффект. И ошеломил.
«Одежда, это же все масло, вот это все. И как мы стирали. Я вам сейчас расскажу, как мы стирали. Они снимают, мы ее в таз, туда глину. Вот это месишь, месишь. Глина масло это снимает. Ну вот, я это возюкалась так один раз и говорю: Володь, ты меня, говорю, извини, конечно, но я эт самое. И… ну… И уже там… Ну и… свекровь, в общем, потом уже… занималась», — вот так звучит монолог одной из героинь, Валентины, рассказанный ее голосом как есть. И мы видим, как она это говорит.
«Картошка есть, и хорошо. Старшие воспитывали младших. Помогали друг другу. Иногда вижу, как она [жена] сидит задумавшись. И будто грустит о чем-то… Всего шесть детей мы воспитали: Коля, Сережа, Лида, Юра, Володя и Надя. Мой отец говорил, что хорошая семья — это большая семья», — рассказывает один из династии Наволокиных, Никифор, и мы видим его портрет на экране: восстановленный по фотографии и чуть анимированный.
«Война пришла, броню мне дал завод. Значит, нужен я тут, стало быть. Должен тут трудиться. И я так рассудил: завод мне броню дает — а я ему, значит, здоровье», — еще одна история времен Великой Отечественной войны.
Все шесть историй-монологов, созданные Екатериной Гуземой из живой бытовой плоти, рассказаны голосами саткинцев. (Воссоздан нейросетью даже голос первого из Наволокиных, Ефима, которого, понятно, давно нет в живых.)
В таком исполнении бесхитростные вещи, веками уложенные до каменной крепости, зазвучали величественно, как библейские истины.
Мы видим самые простые рабочие руки, промасленные, в трещинах, прорисованных черным. Они сложены на коленях, отдыхают. Мы видим машины сокрушительной силы, размером с динозавров. Мы видим, как крушится порода, как вгрызается в твердь настырный металл. Каменные глыбы летят вниз, и был момент, когда казалось, что эти куски скал погребут маленьких людей в белых рубашках, останется только прах и пыль. Мы слышим истории, до мозолей знакомые, про картошку, стирку, детей, совесть, маму… Все у всех повторяется, все одинаково, одна судьба на всех.
И художественной силой эта одна на всех судьба достигает высот монумента. В финале на сцену по тонкой дорожке света выходит Татьяна Бикмухаметова, одна из потомков Наволокиных, студентка магистратуры Московской консерватории, и прекрасным сопрано выводит чистую мессу на немецком языке о доме, хлебе, счастье, радости (спасибо субтитрам).
Иван Миневцев поставил новаторский театральный эксперимент: герои этой постановки обнаружили... какие они герои. Герои в зале сидели на специально привезенных из Екатеринбурга и установленных в знакомом заводском гараже трибунах, и никто никогда не думал ни о Наволокиных, ни о себе в этих категориях.
Миневцев культивировал суконную правду жизни, в самых ничтожных мелочах. И получился эффект полного проникновения, когда уже непонятно, где ты, а где твой родственник, где твоя жизнь, а где театральная постановка. Правда смела границы начисто.
В театральных кругах знают, что очень важно, когда зритель подключается к одному из персонажей и эмоционально проживает всю историю на сцене вместе с ним. Когда это происходит, значит, режиссер и актеры все сделали правильно. Тут, в заводском ангаре, на арт-перформансе «Уступы» произошло что-то сверх обычного подключения. Пусть театральные критики найдут термин.
Миневцев добился такой дотошной документальности ткани спектакля, что зрители обнаружили себя внутри. История, рассказанная как будто ими самими про них самих, оказалась незнакомой эмоциональной силы и заворожила.
«Перформанс „Уступы“ — единственный в своем роде проект. Подобные если и делают в России, то очень мало. Такого, как наш, никто никогда не делал. Никто не пел в гараже БелАЗов хоровые арии, написанные специально для ста человек. Акустика ангара наполняется звуками, как сосуд! Это место совершенно не приспособлено для подобных проектов, но в этом и есть его ценность для уникального продукта. И когда он зазвучит, когда это довольно странное место будет наполнено голосами горожан и звуками производственных процессов, это произведет неизгладимое впечатление на зрителя», — говорил режиссер в интервью фонду «Собрание» накануне премьеры и не ошибся в прогнозах.
Пожалуй, в малых индустриальных городах это первый опыт художественного исследования обыденной производственной темы языком современного искусства и документального театра. Сатка уже не в первый раз подтверждает репутацию города, открытого искусству в самых новаторских формах и готового на дерзкие эксперименты.
Тот самый заводской гараж, где когда-то ремонтировали БелАЗы, после спектакля
