Жили-были к конце 1990-х в подвальчике общаги ЮУрГУ муниципальный театр «Манекен» и учебная студия, которой руководил Владимир Филонов. Жили душа в душу, устраивали междусобойчики и безбожно кутили, когда старшие из «Манекена» уезжали на гастроли:

— Это было очень творческое и продуктивное время. Мы со студентами придумывали всякую дичь, показывали вернувшемуся «Манекену», они приходили в восторг или крутили пальцем у виска. А потом они переехали в здание на Пушкина, а мы остались тут за главных. Как дети, когда родители все лето на даче живут, — смеется Владимир Филонов, художественный руководитель студии.

Как студийцы несли шкаф

Мы разговариваем за баром, но усидеть на одном месте невозможно: ноги несут то в коридор, чтобы разглядывать граффити и рисунки на стенах, то к кабинету худрука, то к темному занавесу, за которым зрительный зал. Там вот-вот начнется прогон вербатима «Вы находитесь здесь», и я разрываюсь: задавать вопросы Владимиру Филонову и ухом ловить необычные звуки со сцены — миссия почти невыполнима.

— Это вот наша библиотека. И склад. И гостиная. И музей. Не знаю, что больше, — Владимир Филонов пробирается через составленные друг на друга лавки, вдоль изящного секретера и садится за пианино с открытыми молотками.

— Умеете играть? — спрашиваю.

— Конечно! Та-да-та, — стучит пальцами по клавишам. — Нет, забыл.


Предметы вокруг — мебель, книги, голова лошади и старый рояль — это реквизит для спектаклей, случайный уличный трофей или подарки. Вот синий шкафчик со стеклами, его купили в переходе у старьевщика в Екатеринбурге, как раз к «Яме» Куприна. А вот секретер привез сюда друг театра Лева Гутовский. И рояль. Однажды студийцы шли мимо свалки, а там был огромный старый шкаф. Принесли домой. 

Вещи появляются будто сами собой — постоянно кто-то что-то притаскивает. Ребята заглядывают сюда перед спектаклями, ищут подходящие предметы, чтобы обновить сцену. Так каждый спектакль меняется, иногда совсем неуловимо.

Владимир Федорович у шкафа перебирает награды: кубки, благодарственные письма, какие-то причудливые статуэтки. За «Весну студенческую», а это вот с пермского фестиваля, первый приз из Тюмени или из Канады. А потом достает большое фото в рамке — общая фотография с «Манекеном», перед переездом. Год примерно 1998-й.

— Вот Березин и я, вот Бобков, а вот Гена Зайцев. И студийцы тут, первый набор. Где они сейчас? Кирилл Вытоптов — режиссер в «Современнике», работал с Олегом Меньшиковым, а сейчас ставит что-то во МХАТе. Маша Шишлова — уже заслуженная артистка России. Леша Жеребцов в «Ленкоме», на подходе к главным ролям. Я рад, что многие идут по пути режиссеров, а не только актеров.


Как студийцы чуть шведов не убили

Первые четыре года студийцы работали в стол: сделали пластическую «Ностальгию» для «Весны студенческой», пушкинский «Пир во время чумы» и «Ключи от времени» по стихам Лорки. Но показывали эти истории только своим, да и то пару раз. А первой историей на зрителя стала «Пена дней»:

— Мы делали фестивальные спектакли, игровые и ученические зарисовки. Пушкин и Лорка появились потому, что студенты должны были научиться читать стихи, а пластический спектакль — для движений. Ведь мы в первую очередь студия, а потом уже театр, для меня это вопрос принципиальный. С «Пеной дней» отправились на первый свой фестиваль в Екатеринбург и сходу получили призы за режиссуру и актерский ансамбль. Мы потом его еще лет шесть держали в репертуаре, — добавляет Владимир Филонов.


А фестивалей много было?

— Даже не сосчитаю. Наверное, больше всего показов и поездок было с «Клиникой». Например, в Швеции (а это был первый международный фестиваль для студии) мы произвели фурор. Сначала потому что отказались ехать на шашлыки. У них в день нашего показа был запланирован общий пикник. А мы говорим: не, ну какие шашлыки, вечером же спектакль, репетировать будем. А шведы к учебному и любительскому театру относятся как к хобби, которым легко можно пожертвовать. А вечером мы показали «Клинику», и они были в шоке. Написали, что мы их чуть не убили, потому что они не могли перестать смеяться. После Швеции нас позвали в Финляндию, Литву и Канаду.

Как студийцы забили молотками Славу Полунина и не заплакали

«Клиника» оказалась необычным спектаклем не только для Челябинска. Она появилась благодаря поездке на Всемирную театральную олимпиаду, которой в 2001 году в Москве заправлял Вячеслав Полунин. В программе было много опытов уличных театров и европейская клоунада. Обратно ехали в поезде, накидывали идеи. На третий день Филонова разбудили в два часа ночи, привезли в подвал и давай пытать, в смысле, показывать, что они напридумывали.


— «Клиника» очень полунинская. В ней есть такой русский наив, в который вплетена серьезная идея. Но спектакль все равно остается смешным! Знаете, европейская клоунада достаточно специфична, она или смешит, или... Вот мы однажды на фестивале были, заходим в зал, а там дети перед клоуном плачут! Потому что он такой страшноватый, с черным носом, трагичный даже. Так вот, с «Клиникой» мы уже через месяц после той ночи в подвале поехали в Омск, на фестиваль. А потом и за границу.

— А Полунину спектакль показывали?

— Когда у него был юбилей, мы с ребятами совершенно случайно (да-да!) оказались в Москве. Заехали и поздравили. Напали на него и забили молотками. Надувными, конечно. У нас в «Клинике» есть такой эпизод, где «забивают на болезнь».

А сейчас клоунада популярна?

— Вы видели Spoсky Noki Алексея Тетюева? Леша именно в студии получил навык самостоятельного творческого труда. А еще полунинский опыт и «Клинику». Привидение Споки — это только следствие.


Как студийцы начали рассказывать истории

— А почему сейчас не показываете хитовую «Клинику»? Или «Пену дней»?

— Вернуть старое нельзя, лучше сделать новое. Или сменить подход. Дождаться импульса или самому придумать идею. Мне очень нравилась «Пена дней». Я даже со своими студентами использовал этот материал, превратил в мюзикл. Но вернуть все это просто как есть — нет, не получится. Другие актеры, другие роли. Хотя можно подбросить эту идею ребятам, может, кто-то подхватит.

— А откуда приходят идеи спектаклей?

— Да со всех сторон. Кто-то прочитал книжку. Встретил необычного человека на улице. Получил новый эмоциональный опыт. Приходят сюда вечером, садятся в круг. Рассказывают или сразу показывают этюды. И если идея, пусть даже совершенно сумасшедшая, откликается — берем в работу. И здорово, если эти идеи воплощаются в новые, необычные формы. Под это мы придумаем что угодно.


Именно так прошлой осенью родился фестиваль сторителлинга. Филонов считал, что ребятам нужно научиться рассказывать истории, это ступенька к вербатиму. Задача: найди человека и расскажи историю. Или найди историю и расскажи ее по-своему. Чтобы освоить этот жанр, нужно устроить лабораторию. А чтобы было еще веселей, позвать педагогов («брусникинцев» из МХАТа) и другие театры, провести настоящий фестиваль. 

Один такой сторителлинг-спектакль студийцев уже презентован, он о дружбе и соперничестве Хемингуэя и Фицджеральда. Филонов кивает на закрытый занавес, где Илья Втюрин начинает прогон своего вербатима.

На подходе цикл эго-историй от актеров. Это будут часовые зарисовки, основанные на личном опыте: кто-то сдавал отпечатки пальцев в полиции, а кто-то прикидывался украинцем во Львове. Сам Владимир Федорович планирует сделать сторителлинг по притчам Толстого. Студия подала заявку на грант, чтобы осенью снова провести фестиваль сторителлинга, еще более грандиозный.

Как проводятся фестивали

Возвращаемся в коридоры к бару, а потом в фойе, где гардероб. На стенах тут разные и неожиданные рисунки: наивные и кривоватые рожицы, синий жираф, самые разные куртки в уголке гардероба, черно-белые замки возле обгорелой с пожара стены (тогда, в 2008-м, к чертям выгорели гримерки и немного сцены) и странные ребята, которых вполне мог нарисовать Гоген, если бы жил сейчас и в Челябинске. Стены театрального подвала разрисовывали ежегодно, к главному студийному фестивалю Unifest.


— Ну да, мы говорили художникам, что нам нужно что-то красивое. Володя Вишняков, Леша Галимов, Коля Брежинский, парень по имени Макс — все они кивали, отвечали, мол, оставьте нас на ночь и все. А утром уже было классно. И гости «Унифеста» восхищались. Первый фестиваль мы проводили на грант, нам его еще Сумин выделил. Это мы решили отметить десятилетие студии и провести Всемирную театральную универсиаду. Разослали приглашения и неожиданно получили «да» из Финляндии, Швеции, Германии. Unifest мы проводим раз в два года, и да, это очень затратная история, без денег его не проведешь, — рассказывает Владимир Федорович.

Деньги студия «Манекен» берет обычно из воздуха. То есть из грантов. Еще есть отдельная «Студия М», которая зарабатывает уличными постановками, выездной работой, корпоративами. Плюс деньги от спектаклей. Все уходят на новые спектакли и на фестивали. ЮУрГУ оплачивает коммуналку, но не может же университет оплачивать перелеты студийцам, которые давно не студенты. Так что если в репертуаре вдруг всплеск, а афиша пестрит спектаклями, знайте — это верный знак, там что-то затевают, нужны деньги.

Как студийцы проходят путь послушников

В кабинете Владимира Филонова можно заниматься чем угодно, но только спать нельзя. Об этом написано сразу на двери. 

Внутри — стеллаж, забитый эскизами костюмов, сувенирами, призами фестивалей и всякими милыми штуками, например мумми-троллями. Вообще это был сюрприз любимому главному режиссеру: «Вы не приходите, Владимир Федорович, пару дней», — сказал народ. Послушался, не ходил на работу. Вернулся — а тут цветные стены и вот это все.


А вам когда-нибудь хотелось превратить этот подвал во что-то вычурно-театральное, с колоннами, бархатными кисточками и мощными люстрами?

— Боюсь, мы тогда потеряем свою творческость и самобытность. А еще ощущение дома. Мы ведь тут как в семье — приносим чай, делимся радостями, вместе все ремонтируем, убираем. Каждый актер проходит путь от послушника. В первый год студиец со шваброй, на третий год студиец в главной роли на сцене. Работают за идею, спят, делают домашку, даже женятся! Тут не только творчество, но и единение душ...

— Да времени просто нет, где еще жену искать, — в дверном проеме ухмыляется Илья Втюрин. — Вы хотели прогон «Вы находитесь здесь» посмотреть? Так мы начинаем.

 

— У нас тут премьера, — заговорщицки шепчет Филонов, — Но я про нее ничего не знаю. Знаю только, что вербатим и очень много нецензурной лексики.

Перед нами откидывают шторки. По залу ходит актриса Евгения Авер. Хаотично расставлены стулья, а на стене большая и скучная такая, как дорожный знак, табличка «Челябинск».

— А какие тут места для зрителей? — спрашиваю.

— Да все. Я решил, что зрители сами должны выбрать, где им сидеть, — отвечает Илья, и поясняет: — Хочу, чтобы зрительный зал не имел центра и центрального места действия.

— А эта хорошая идея, — одобряет Владимир Филонов, — учитывая нашу централизованную страну. Любопытно, у меня самый первый спектакль такой был: зрители заходили, а стулья были в кучу, и я хотел, чтобы они расставляли их сами. Это в ДК ЧТЗ еще было, в 1976-м, кажется. Да, Женька? — кивает актрисе.


— Да! — энергично и со смешком отвечает героиня вербатима.

— Да тебя еще в проекте у родителей не было, — смеется Владимир Федорович.

Как студийцы р-р-раз — и уехали, но не все

В студии режиссирует не только Филонов. Точнее, почти не Филонов. Студийцы пробуют себя.

— Как ленивый режиссер, я только рад их опытам. Было время, когда спектакли ставили сразу четыре режиссера. Вадик Рябков, Ольга Осипова, Юлия Малышева, Илья вот с прошлого года включился в процесс. Ведь у нас в коллективе больше 50 человек и их всех нужно чем-то занимать. Ужасно, никак не получается стабильный репертуар. Был год, когда ставили 12 спектаклей, а потом — пуф! — и осталось только четыре, актеры разъехались. Мы тогда поднапряглись, сделали еще четыре, объявили год Маркеса и почти собрали материал для постановки «100 лет одиночества», а люди снова уехали. С другой стороны — новые люди приносят новые идеи. Смотрят старые спектакли и придумывают, как они в них впишутся. Был случай, когда от исходного спектакля осталось только название. Пришлось менять и его.


— А были спектакли, которые не пошли?

— Первая версия «Довлатова» оказалась скучищей. Там был Довлатов, был стол и зрительный зал. Сыграли его один раз, на «Весне студенческой» и поняли, что никуда не годится. Тогда разбрелись по углам, начали думать, читать рассказы. И в одном наткнулись на историю музыканта в подвальчике. Как раз вышел спектакль Гришковца, где он наливал пиво и предлагал зрителям присоединиться. У нас в голове все сошлось: мы перенесли место действия в бар, а зрителей усадили за столики.

Как студийцы сделают Челябинск радостным

— Что мы будем делать, когда студии исполнится 30 лет? Наверное, устроим грандиозный театральный фестиваль прямо на улицах. Слава Полунин говорил: главные задачи уличного театр — чтобы человек забыл, куда шел, и вспоминал потом улицы по событиям. Вот и я хочу, чтобы жители Челябинска перестали думать, какой город у нас суровый, темный, скучный. А ходили, по сторонам смотрели и вспоминали: вот тут с балкона арии пели, а здесь клоуны сценку разыгрывали. И знали, что автор всего этого праздника — студия-театр «Манекен».


Из-под черного занавеса выныривает Илья Втюрин.

— Вот, давай расскажем про твой вербатим, рекламу сделаем, — подмигивает Владимир Филонов.

— А зачем? Все билеты уже проданы, — пожимает плечами Илья и включает софиты над сценой.