В усадьбе Рябинина состоялся перформанс плейбэк-театра «Наш». Суть постановки в том, что актеры играют без сценария. Сюжет придумывают сами зрители: рассказывают реальные истории из своей жизни, а актеры на сцене тут же, почти без паузы, разыгрывают сюжет. Чтобы понять, кому и зачем это нужно, мы отправились в театр.

Зал для перформанса в усадьбе Рябинина маленький и душный. Зрители рассаживаются на скамейки и пластиковые стулья, и к началу все места уже заняты, пришлось принести дополнительные стулья. Набралось около тридцати человек. Усиливается ощущение, что в зале очень душно.

Музыкант берет гитару и начинает играть. Мелодию придумывает на ходу, иногда мажет по струнам, но звучит все равно атмосферно.

К зрителям выходит женщина, представляется кондактором (от англ. conductor, проводник). Она модератор: задает наводящие вопросы и уточняет важные детали рассказа. Темой перформанса стала фраза «Скажи мне, кто твой друг», и гостям предложили поделиться историями именно о дружбе.

«Вы рассказываете истории, а мы через выступление возвращаем их вам. В этом смысл плейбэк-театра», — объясняет кондактор Екатерина.

Она сразу же предлагает поделиться историей. И… в зале наступает гробовая тишина. Никто не торопится рассказывать на публику сокровенное. Все немного растеряны. Неловкое молчание прерывается, когда кондактор задает новый вопрос. Интересуется, с каким настроением гости пришли в усадьбу.


Люди кратко и не очень охотно формулируют: «волнение», «ожидание», «нетерпение», «сопротивление», «трепет перед историческим зданием». Большинство зрителей все равно сохраняет молчание.

«Давайте покажем эти эмоции?» — обращается ведущая к актерам, которые в это время по стойке смирно стоят у стены.

Актеров трое. Они не переговариваются друг с другом. Играть начинают сразу же. Музыкант импровизирует. Девушка делает пару шагов вперед и протягивает руку, будто касается стены: «Этот дом. История». Сзади к ней тихо подходит второй артист.

«История. Хочется к ней прикоснуться!» — продолжает один из актеров.

Третий также подходит сзади, и таким образом театралы сбиваются в небольшую кучку, протягивая руки, готовые ухватить что-то иллюзорное перед собой. Они продолжают повторять сказанные фразы, которые сливаются друг с другом и становятся неразборчивыми. Видимо, так рождается образ исторического особняка.

На этом примере смысл плейбэк-театра становится чуть более понятным. Зрители тихо обсуждают произошедшее, но замолкают, когда приходит время рассказывать.

В какой-то момент Екатерина предлагает разрядиться: повернуться к сидящему рядом человеку, рассказать свою историю ему. Вот одна молодая девушка поворачивается назад и начинает говорить с незнакомой женщиной лет шестидесяти пяти: они рассказывают про своих подруг, мило беседуют, а после обнимаются. По залу гул голосов — соседи обмениваются друг с другом мини-историями. Вроде не так и страшно.

Гости уже активнее поднимают руки, когда кондактор предлагает рассказать свою историю. Мужчина лет тридцати поднимается с места и вспоминает ситуацию из своей жизни.

«Я не так давно стал учиться обозначать личные границы и относиться с уважением к другим. И чтобы на мои границы тоже обращали внимание. Я однажды увиделся с подругой: проходил мимо и просто поздоровался с ней. Ей не понравилось, она догнала меня и спросила, почему я ее не обнял. Сказал, что сейчас не хочу. Она стала буквально заставлять меня обняться. Но в итоге я не согласился, и она расстроилась», — говорит он.

Актриса плейбэк-театра после рассказа раскладывает на сцене квадрат из цветных платков. Встает в центр квадрата и повторяет много раз: «Это моя жизнь, я никого не пущу в нее». В это время второй актер старательно пытается попасть в огороженную платками зону, а актриса активно выталкивает его оттуда. Когда второй все-таки вторгается в личные границы, героиня начинает бегать по сцене.

Третий актер тем временем строит рожи и прохаживается на заднем фоне. Руками и походкой изображает то ли медведя, то ли динозавра. Происходящее сзади забавляет, некоторые зрители еле сдерживают смешок. Музыка прерывается, актеры замирают в тех позах, в которых остановились.

Зрители переговариваются, а после громко хлопают.

В зале становится на миллиметр оживленнее. Встает миниатюрная девушка лет двадцати пяти и рассказывает, как перестала общаться с лучшей подругой.

«Я хотела стать мамой, но у меня не получалось. Рассказала об этом лучшей подруге. У нее уже был ребенок. Она выслушала и ответила, что сама больше не хочет детей, что лучше пожить для себя. В этот момент я решила, что она меня совсем не понимает и не хочет поддержать. Мы перестали говорить об этом. Я поняла, что совсем не с кем поговорить о самом важном для меня», — начинает девушка.

Актеры молча сидят на стульях и никак не коммуницируют друг с другом. Взгляды зрителей обращены на девушку. К глазам у нее подступают слезы.

«И потом… моя подруга родила второго ребенка. И потеряла его. Когда я узнала об этом, сразу же прибежала к ней в больницу. Мы увиделись через окно и наконец поговорили. Мы обе плакали. За тридцать минут, что говорили, мы узнали друг о друге больше, чем за десять лет! Оказалось, что мы друг друга не поняли: я думала, она не хочет меня поддержать, а подруга решила, что я не хочу разговаривать о родах», — рассказывает зрительница, сдерживая слезы.

Зал слушает неотрывно. История трогает. Проходит меньше минуты — и актеры разыгрывают эту историю на сцене.


«Она не понимает меня, я сама не понимаю себя», — дает первую реплику актриса.

Она выходит вперед и смотрит сквозь зрителей, ее партнеры подходят сзади и тоже глядят в одну точку, будто что-то увидели. После протягивают руки.

«Моя подруга! Ты всегда была со мной», — говорит один из актеров, ему тут же вторят другие. Все сбиваются в кучу и замирают, протягивая руки как будто в несуществующее окно, и продолжают повторять слова, которые говорила рассказчица, их голоса смешиваются в один поток и до зрителя доходят лишь обрывки фраз.

Возникает неловкая пауза. Непонятно, закончился перформанс или нет. Уже хлопать или нет? Зрители смотрят на сцену, перешептываются, обсуждают и стараются расшифровать образы. Одни посмеиваются, другие в замешательстве. История в оригинале звучала сильнее.

Постепенно народ ведет себя активнее: поняли, что ок, ничего страшного. Один за другим рассказывают о себе и своих друзьях (забегая чуть вперед, заметим, что история девушки была самой драматичной). Но актерские этюды на заданную тему понятнее не становятся.

История о друге, которого уже нет в живых, на сцене выглядела так: актер переворачивает стул, обматывает его ножки цветными платками, одной ногой встает на перевернутое сиденье. «Я должен все успеть, мне главное — не опоздать», — драматично повторяет он.

Зрители снова перешептываются. Историю о человеке, гибель которого стала настоящей трагедией для компании молодых ребят, зал слушал со вниманием, даже с трепетом. А тут какой-то стул…

Все происходящее напоминает сеанс терапии, где люди слушают истории друг друга. Да, встать и рассказать залу что-то личное — опыт сам по себе странный и необычный. Сначала волнуешься, что все услышат: кому это интересно? надо ли рассказывать? а может, я так посижу-послушаю? Потом думаешь, как актеры это покажут: вот сейчас твоя жизнь развернется на сцене, тебя будет кто-то играть, ты увидишь себя со стороны.


Но себя со стороны ты не видишь. На сцене определенно что-то происходит, но это не про тебя. Это некая попытка обозначить в символах и театральных метафорах некую тему, причем очень бегло, в режиме импровизации. Все перетекает в иммерсивную клоунаду, где важные эмоциональные всплески оборачивают в… комичный образ.

Если бы это смотрел театральный критик, он бы наверняка оценил точность образов, актерских реакций, что-то еще. Но обычные граждане зрители так глубоко не копают, поэтому остаются в задумчивости. С серьезными лицами наблюдают за происходящим, но иногда подавляют смешок. Возможно, некоторые печальные события проще пережить, если над ними шутить, но… отыгранные актерами истории оказались слишком поверхностными. Рассказчики, внимательно наблюдая за происходящим на сцене, хлопают из вежливости.

«А зачем все это нужно?» — этот вопрос возник к авторам проекта.

«Главное в таких перформансах — тепло и доверие. Участниками при этом остаются все: и те, кто рассказывает, и те, кто просто слушает. Даже если рассказов мало — все уходят, осмысливая что-то новое. В этом и главная цель — заставить людей думать», — объясняет куратор театра Екатерина Юдина в паблике «НАШ плейбек театр»..

Мы вышли с ощущением, что побывали на некоем сеансе психологической практики: плейбэк-театр создал условия, чтобы незнакомые люди смогли послушать друг друга, вместе пережить какие-то события и разойтись. Личные истории, рассказанные от первого лица, тронули зрителей намного больше, чем сценическое прочтение.

Плейбэк-театр похож на посиделки на кухне в кругу знакомых, когда за стеной шумная вечеринка. Вот эта приглушенная фоновая музыка из соседней комнаты — как происходящее на сцене. Эмоции и чувства рождаются не там, а ,здесь и сейчас, в разговоре по душам. Может быть, ради этого все и затевалось: поговорить?