Густой сосновый лес, цепь озер, а в центре — небольшой город, с трех сторон окруженный водой. Двойные заборы с проволокой, несколько въездных створов, пешеходный КПП, как на границе, суровые парни в камуфляже. А под боком — рыночек, куда приезжают торговать с местными областные фермерские хозяйства. Просто так попасть в Озерск нельзя: на КПП машину закроют в коридоре досмотра, потребуют пропуск, а если вы не местный — то разрешение на пребывание в «сороковке». Его оформляют только по приглашению — для родственников, участников спартакиад или научных заседаний и театральных фестивалей. Мы — как раз по этому поводу.

За заборами маячат свеженькие высотки — это Заозерный район, и он похож одновременно на все города России. Но центр Озерска — совсем другое дело. Аккуратные «сталинки» и целые улицы частных домов прямиком из 1950-х: таблички про «дом образцового содержания», ажурные ограды, мезонины, летние библиотеки с каминами и стеклянные теплицы с замерзшими темными плетями вьющихся растений. Прогуляйтесь по улице Музрукова или Ермолаева — вот такой «запретку» построили для Курчатова. Такой она остается и в 2023 году. Обаятельный и красивый центр города увенчан зданием театра «Наш дом».


Большая сцена театра

Этот театр в Челябинской области знают хуже, чем в закрытых городах по всей России. Благодаря «атомным» культурным течениям спектакли озерского театра выезжают на фестивали, берут награды и собирают творческие капустники у себя на площадке. Один из ярких героев «Нашего дома» — режиссер и актер Никита Золин. Ему сейчас 36, он ставит смелые и дерзкие спектакли на сценах в разных городах, получает высокие оценки известных театральных критиков. Но по-прежнему нервничает перед каждой своей премьерой, даже если речь идет об эскизе, и постоянно ищет что-то новое в искусстве. Вместе с Никитой мы побывали в разных уголках «Нашего дома» и узнали, как это — создавать открытый и провокационный театр в закрытом городе.

Театральные задворки театров области кажутся одинаковыми: коричневые или зеленые стены, беленый потолок, коридоры по типу общежитий — с массой комнатенок-гримерок. И непременные радио на всех углах, которые транслируют происходящее на сцене. Мы сидим под лестницей, на крохотном продавленном диванчике. Рядом — стопка книг, которую венчает труд Станиславского. Я даже перевернула книжку обложкой к себе — не померещилось ли. Радио бубнит что-то на умеренной громкости — идет репетиция перед вечерним показом.


Коридоры театра

11 марта у Никиты состоялась премьера: на большую сцену театра вернули «Бесов». Первую версию спектакля Золин с актерами собрал в мае 2022 года, перед закрытием сезона. За лето труппа театра перетасовалась, поэтому запуск спектакля забуксовал — нужно вводить новых актеров.

— Но если честно, я этой паузе даже был рад. Можно сказать, специально ее тянул. Потому что спектаклю надо было вызреть заново. Несколько лет назад в меня попала фраза из монолога Верховенского. Строчки про «мы сделаем такую смуту, что всё поедет с основ». Аж до мурашек! Как это откликается сегодня. Захотелось тогда сделать что-то энергетическое, с развернутой композицией. Вот чтобы были сломаны правила игры. Чтобы был неправильный спектакль, плохой, по каким-то другим законам. Я тогда чувствовал голод, ощущал, что эстетика, в которой творил раньше, исчерпала себя и нужно что-то новое. Юхананов (режиссер «Электротеатра») говорит, что нужно иногда отказываться от классических театральных методов. Что вообще театральные законы могут меняться от спектакля к спектаклю.

Эстетика, в которой я творил раньше, себя исчерпала.

Про что ваши «Бесы», чем они необычны сценически?

— Современный контекст, большая сцена, много трешовых моментов. И зрители все в действии — они прямо на сцене сидят, таким коридором. «Бесы» — не простая работа. Я для инсценировки перелопатил весь роман. Не стал брать уже готовые сценарии, а провел свой разговор, поработал с автором без посредников. Как говорила мой мастер в институте, Елена Васильевна Калужских, «главное — понять, что главное». Выбрал основную линию Ставрогина и Верховенского. Про экстремистов, границы добра и зла. А дальше — все от зрителя зависит. Никаких прямых ответов.


Так начинаются «Бесы». Ставрогин в аэропорту, да

Озерские зрители такие спектакли как воспринимают?

— У нас, ура, в этом большой опыт. Когда я только пришел в театр — а нас было тут сразу несколько молодых, бесшабашных, готовых творить что-то невыносимое и невообразимое, — нам для экспериментов отдали мастерскую под крышей театра. Там раньше большие декорации рисовали. А мы раскатали линолеум, как могли, обжили тот зал и начали репетировать мой первый громкий спектакль, «Убийцу». Смешно, но тогда еще сильнее хотелось сделать что-то вот прям оторви и выбрось. Чтобы и обнаженка на сцене, и травку покурить. И чтобы все махровые зрители плевались, вставали и уходили.

Кто-то из известных сказал, что театр, в котором нет подпольной какой-то группировки молодежи, которая идет против течения, — мертвый театр.

Сцена из спектакля «Убийца». Фото из архива театра

Уходили?

— Конечно, уходили. Но часть остались. Столкновение поколений — это хорошая, нужная энергия. Бунтовать нужно через работу, через проекты. Я был настолько поглощен всем этим, что даже ночевал тут иногда, в художке. А пойдемте, покажу.

Поднимаемся по лестнице, долго идем через узкий коридор: справа — двери, слева — ящики с реквизитом для спектаклей. Какие-то блестят полированными боками от частых прикосновений рук. Какие-то позабыты, оклеены ярлыками, а на некоторых — многолетняя пыль и непонятные иероглифы. Еще несколько ступенек, пригнув голову, чтобы не удариться о вентиляционную трубу, толкаем дверь и оказываемся в «художке» — небольшом зале под крышей, где сейчас проходят читки со зрителями, театральные сборы и фестивальные события (например, на «Эхе БДФ» здесь показывали спектакль для малышей).

— Каким-то зрителям по-прежнему нужен такой вот хеппи-театр, где каждый спектакль заканчивается хорошо. Я ставил «Иллюзии» Вырыпаева, и зрители на обсуждении отмечали, что все классно, но вот давайте героиня в конце не будет умирать. Или тот же «Убийца» — треш же. А спектакль тот попал на фестиваль атомных городов, и нам даже несколько наград дали. Мне вот — за гуманизм в актуальном театре. Не знаю до сих пор, что это значит.

Почувствовали, что что-то изменили в театре?

— Город маленький, и быстро расползлись слухи, что в «Нашем доме» есть такая «Открытая сцена», есть мастерская под крышей, где ставят разные провокации и дичь. Я поставил «Лейтенанта с острова Инишмор» Макдонаха и внезапно на первых рядах заметил завсегдатаев клубов, барменов, диджеев. «Открытая сцена» притащила в театр молодежь, которая увидела что-то близкое себе, в духе Тарантино или Гая Ричи, а не нафталиновые расшаркивания с париками. Уже потом придумали DramaClub — читки современных пьес в режиссерских обработках. Это проводим каждый последний четверг месяца. Я был во многих театрах страны. И удивился, что у них таких открытых форматов для зрителей нет.


Сцена из спектакля «Лейтенант с острова Инишмор», архив театра

У Никиты в руках кружка, которая от температуры меняет цвет. Она сейчас равномерно красная, и Никита заваривает в ней кофе. Помешивает, отмеряет шагами репетиционное пространство, смотрит на ряд кресел — раньше никаких кресел в «художке» не было, зрители сидели на стульях и станках.

Дело в пьесах или в вашем режиссерском подходе?

— Вообще, «Открытая сцена» — это ширма. Такой пиар-ход, мол, мы делаем не театр, а что-то новое, другое. Ярлычок, как возрастные ограничения. А на деле в нашем пространстве андеграунда — просто актуальные спектакли с режиссерским видением, какими-то современными включениями — проекциями, технологиями. Есть большая сцена с классическим репертуаром (который сейчас тоже более чем современен, кстати). А в этом же здании с колоннами, по соседству с администрацией, в самом центре города, в мастерской под крышей такое творят, ТАКОЕ!

Никита Золин как режиссер участвовал в театральных лабораториях по всей России. И почти везде получил дипломы и признание критиков.

Как возникли исторические спектакли про Озерск и след 1957 года?

— Первый спектакль, «Сборная СССР», сделан по заказу Росатома. Внутри задокументированы истории реальных жителей города, первых работников и ученых. А после — у меня остался огромный архив неиспользованной информации, в том числе и по катастрофе на «Маяке». И оно как-то сложилось в вербатим-спектакль «След 57 года». Фестивальных зрителей он цепляет темой «запретки». А местных — воспоминаниями из собственного детства. Трудно родиться в Озерске и не оказаться в семье сотрудника секретного производства. Мне в детстве здорово попадало от отца, когда с друзьями лазили где ни попадя, когда собирали перья птиц для стрел. Он ничего не объяснял, только отмахивался фразой «Птицам заборы не помеха».

Этот эскиз станет каким-то спецпроектом?

— Материал лежит, ждет своего часа. У меня сейчас нет задачи и желания сделать из этого спектакль. Особенно сегодня. Жестить пока не хочется, хочется сделать что-то человечное, доброе, семейное.


Еще одна сцена из «Лейтенанта». Да, там играл живой кот!

Спускаемся ближе к гримерке. Кружка в руках становится бледной, бежевой, и сбоку проступают буквы: «Никита Золин». Никита оставляет кружку на столе и идет показать «трюм» — еще одну театральную площадку для экспериментов.

Легко ли режиссеру из глубинки стать известным?

— У нас очень театральная страна. И много театральных критиков, которые честно делают свою работу — приезжают, смотрят спектакли, деликатно и бережно дают советы, зовут на фестивали. Благодаря вниманию Владимира Спешкова, Павла Руднева, Александра Сазонова я побывал на многих фестивалях, стал участником лабораторий, получил приглашение на постановки в нескольких малых городах страны. Приезжаю как-то на фестиваль, там — молодые режиссеры из столиц. Они меня спрашивают: «Ты откуда?» — «Я из Озерска». — «А это где?»


Контекст «Бесов» очень современный, все в чатах происходит

А мы тем временем глубоко в подвале — под сценой, среди колонн, труб и сценических механизмов. Здесь тоже когда-то ставили спектакль. Зрителей было всего двадцать (а на мой вкус, могло быть и меньше, уж больно тесно). Такие штуки хочется и получается делать не часто, но для гостей театра сам путь до сценической площадки уже часть спектакля.

Что нужно, чтобы спектакль получился?

— Вообще режиссура — это некое коллективное сочинение. Ты направляешь актеров, говоришь с ними, обсуждаешь. И у вас появляется что-то современное о театре и мире. Я знаю, что со мной сложно работать артистам. Когда ставили «Яму», одна из актрис принесла на генеральный прогон пухлую папку текстов, которые я ей давал на разных репетициях. И в этой папке не было финального варианта, прозвучавшего на премьере.

А еще — не нужно попадать в образы, важна та энергия, что актеры выдают на сцене. Поэтому я и сам играю. Однажды на фестивале так переживал за главного актера, что на полном серьезе перед премьерой эскиза хотел сам вместо него выйти на сцену.



Остывшая кружка в гримерке снова стала красной. А у Никиты осталось всего несколько часов до поездки на очередную театральную лабораторию. Ставить будет что-то про блогеров, но обязательно вывернув текст наизнанку, чтобы вытащить в коротком эскизе что-то неожиданно острое, важное и смелое.